+375 17 378-83-89

Пн-Пт с 8:30 до 17:00

info@profmedia.by

Грани

Художественные книги издательства 

  Формы оплаты:
МПС + Белкарт.png

Корзина0 позиций
на сумму 0 руб.
Грани Автор(ы): Ольга Громыко  / Ника Батхан  / Лера Сом
Издательство: Регистр
Год издания: 2010
Переплет: твердый
Страниц: 272
ISBN: 978-985-6840-75-6

Цена:   3 руб.



Ведьмы, мистика, колдовство, перемещение во времени, тот мир и этот… Так зыбки грани между фантазией и реальностью. Но может быть только эти грани и есть наши путеводители.


 От Ольги Громыко

«Листопад» Грань 1 (цитаты)

В дверь постучали.

Он никогда не приглашал войти. Они всегда входили сами, вздрагивая от неожиданности при виде молчаливо глядящего на них хозяина.

Вот и она – остолбенела.

Он неторопливо продолжал есть, украдкой разглядывая тонкий девичий стан, подчеркнутый длинным перепоясанным платьем. Петушки, красной нитью вышитые на подоле, сошлись в нешуточном поединке.

Она смотрела на него, на кусок мяса в горшке, на заполненную кровяной водой бадью, и не могла вымолвить ни слова. Он запоздало отметил, что девушка очень хороша собой. Толстая пшеничная коса свисает до самых петушков, поперек высокого лба – лубяной веночеккосица с височными кольцами, унизанными крупными бусинами. Надломанные стрелочки бровей как угольком подведены, но именно что «как». Глаза бездоннее омута, синее василька, наивнее ребенка. Дуреха. Небось думала погадать на парня, не ожидала, с каким чудищем придется иметь дело. Сейчас развернется и уйдет, а то и вылетит с визгом, а потом сестрицамподружкам взахлеб расскажет, как он за ней гнался три версты и только у векового дуба на распутье поотстал…

Он недооценил ее.

– Будь здоров, ведьмарь! – Девушка церемонно поклонилась ему в пояс, коснувшись рукой пола.

– Что тебе надо от меня, девка? – равнодушно спросил он. – Сегодня я не гадаю.

– Я пришла не гадать. – Звонкий голосок дрожал, но, похоже, решимости ей было не занимать.

– Хочешь есть? – больше ради забавы предложил он.

Она отрицательно, торопливо замотала головой, украдкой делая очищающий знак скрещенными пальцами. Вернее, ей казалось, что украдкой.

Он пожал плечами.

– Как тебя зовут?

– Леся. – Она ответила и тут же испуганно ойкнула, широко распахнув глаза, и зажала ладошками рот. Ну точно, дуреха. Верит, что он сглазит ее по одному имени. Да тут таких Лесей пруд пруди. Каждая вторая – Леся, Любава или Милена.

– Вот что, Леся, я очень устал и у меня нет времени на глупые шутки и пустые разговоры. Тем паче нет его на твои страхи и забабоны. Говори, по какому делу пришла – и уходи.

Девушка вспыхнула до корней волос. Ишь ты, обидчивая. Только что стояла, трясласьбожкалась, а сейчас, того и гляди, глаза выцарапает.

Кошка вспрыгнула к нему на колени, и он машинально запустил пальцы в шелковистую, невесомую шерсть. Дарриша мурлыкала редко. Только по делу – и для дела. Вот и сейчас: умостилась поудобнее, прищурила желтые глаза и изготовилась слушать гостью, не забывая благодарить хозяина за ласку едва ощутимым перебором мягких лапок.

– Порча на мне…. – сдавленно прошептала девушка, решившись.

– Что? – переспросил он, не столько недослышав, сколько желая узнать поподробнее.

– Меня сглазили, – погромче повторила она, теребя пальцами пушистый кончик косы.

– Кто?

– Не знаю… – Девушка непритворно расплакалась, уткнувшись лицом в ладони.

– Будешь реветь – превращу в корову, – пообещал он, насмешничая.

– Бааатюшкааа ведмааарь…

Он понял, что тут увещевания бесполезны, и дал ей выплакаться всласть, безо всякого аппетита зачерпывая ложкой щи.

– И в чем же она проявляется? – выждав положенное время, спросил он.

Леся совсем по-детски шмыгнула покрасневшим носом, и ответила:

– Все из рук валится, ни в каком деле удачи нет…

– Ну, дорогая моя! – Он едва удержался, чтобы не расхохотаться. – Нашла порчу… мало ли у кого руки растяпистые, я и сам давеча горшок расколотил…

Она забавно хихикнула, прикрыв рот ладошкой, и тут же снова взгрустнула...


  «Птичьим Криком…» Грань 2 (цитаты)

О Лебяжьем Крыле всегда ходила дурная слава. Старожилы не помнили года, чтобы на зорьке не сыскалась в камышах три дня гостевавшая в омуте утопленница. Со всей округи сбегались горемычные девки, не иначе.

Озерные берега сильно разнились: один ровнехонький, пологий да песчаный, а другой затоками изрезанный, чисто крыло птичье. И водилась на том озере пропасть лебедей – горластых, нахальных, гораздых плыть за лодками и шипеть на рыбаков, выпрашивая хлеб для серых нескладных птенцов. Рыба на Крыле бралась хорошо, только успевай наживлять крючки червем для лещей, плотвы и красноперок, а если повезет, то и матерую щуку на живца взять можно. Береговые селения кормились с того озера и зимой, и летом.

– Почти с самого душегубства… – Жалена понемногу разговорилась, да и ведьмарь кончил насмешки строить – сидел, внимательно слушал, не перебивая. И глаза – аж не верится! – больше не жгли, не кололи, смотрели понимающе, подбадривая рассказчицу. – Три седмицы назад труп на берегу нашли – торгаша заезжего, рыбу вяленую да копченую на продажу в городе скупал. Последний раз видели его в Ухвале видели, ну, селении на горушке перед второй затокой.

Ведьмарь кивнул. Он бывал в Ухвале. Полдня пешим ходом.

– Водяницы защекотали?

– Нет. Голову топором располовинили. Телешом лежал. Видать, деньги в одежу зашил, а убийце несподручно было ее на месте потрошить, целиком спорол да унес. – Жалена заметила, что кошка снова сидит рядом с лавкой и слушает, насторожив уши. – Купец в Ухвалу с женой приехал, на телеге о двух конях. Купить ничего не успел, только сторговался со старостой на три пуда вяленого леща да попросил слух о себе пустить, чтобы люди угрей копченых ему несли. Жена убивалась сначала, как его нашли, плакала, волосы на себе рвала, лицо царапала. А на другой день сама исчезла, как в воду канула. Может, и впрямь канула с горя. Полгода назад свадьбу сыграли, любовь, поди, еще остыть не успела…

– В озере не искали?

– Какое там искать! – махнула рукой Жалена, войдя во вкус повествования. – Подойти боятся. Пятерых за два дня не досчитались, потом умнее стали, на озеро – ни ногой. Ну, по берегу, может, всей толпой и прошлись, а на лодках выходить не отважились.

Ведьмарь помолчал, потирая пальцем переносье. Непонятно было, заинтересовал его рассказ, или сейчас равнодушно бросит: «Ну и что? Я-то тут при чем? Или топор мой поглядеть пришла – не в крови ль?»

– Тебя воевода отрядил убийцу искать? – в лоб спросил он.

Жалена потупилась. Понятное дело, никого она не нашла. Две с половиной седмицы прошло, труп сожгли, следы затоптали, многое из виденного и слышанного подзабыли. Так и сгинул бы человек бесследно, не будь украденные у него деньги княжьим задатком за угрей копченых, до которых князь охотник великий. Князь воеводе, воевода старшине, старшина кмету: сыщи, мол, прохвоста, живым или мертвым. Сыскать-то сыскала, а вот куда княжья казна запропала – одни водяницы знают.

«Женщину старшина послал, – подумал ведьмарь. – Расчетлив. Мол, сыщет – обоим хвала, а не сыщет – что с нее, бабы, возьмешь? Опять же – кому, как не бабе, ведьмаря улещивать?».

Подумал – и ухмыльнулся своим мыслям. От такой дождешься ласки, держи карман шире. С ее норовом скрипучие двери не подмазывают – выбивают с размаху.

– С утра выйдем, – сказал он, оканчивая так толком и не начатый разговор. – Хочешь – ночуй в сенцах, там дерюжка в углу лежит, я еще кожух старый дам подстелить; не любо – иди в деревню, до темноты успеешь.

– И без кожуха твоего не замерзну, – бросила уязвленная кметка. В деревню, вот еще! Думает: боятся его тут, аж зубы стучат. В избу небось не позвал...


От Ники Батхан о работе над «Венецианской лазурью» (Грань 3)

...А с напутственным словом честно не знаю, что там можно особого написать. Я очень люблю Беларусь и её историю, у меня дедушка родом из-под Могилёва, бабушка - из Витебска, мне было приятно работать над "родной" темой и я надеюсь, что это далеко не последнее произведение о Полоцке, его жителях и потомках князя Рогволода и красавицы Рогнеды. 

«Венецианская лазурь» (цитаты)

….

- Пойдём, не бойся, – позвал Георгий. Похоже его забавляла диковатая робость отрока.

Юрась покорно вошёл в большую горницу. Сквозь затянутые чем-то блестящим окна щедро проникал свет. У дальнего конца горницы ещё один парень Юрасевых лет аккуратно бил яйца, разделяя белки и желтки в две мисочки. Одна стена была сплошь увешана досками, только расписанными. Другая – затянута огромным, сшитым из нескольких кусков холстом, на котором углём был намечен контур словно бы идущего по облакам мужчины с протянутыми в благословении руками. Юрась прошёлся вдоль досок, боясь прикоснуться к ним пальцем. Он не думал, что человеческое лицо можно изобразить живым. Чтобы глаза смотрели в самую душу, на губах возникали скорбные складки, руки сжимались от боли или тянулись утешить. Что небо можно нарисовать синим, холмы зелёным и жёлтым, кожу тёплой. Что на высохшей деревяшке живая женщина может прижимать к груди своё дитя и сиять материнской любовью. Ощущение невероятного – как если бы журавли вдруг слетели с небес поглядеть – что за парень который год провожает стаю глазами. Юрась не понимал происходящего, у него не хватало слов, но разрозненные нити его пёстрой жизни наконец-то сложились в единственно мыслимый, чёткий узор. Случайно задев стол, он прикоснулся пальцем к плашке с голубой-голубой краской. Растёр её между пальцами, провёл по рубахе, завороженно следя за линией цвета. Это просто. Берёшь – и рисуешь, делаешь плоское – настоящим огромным небом, с журавлиными клиньями в кружеве облаков.

- Что это?

- Венецианская лазурь. Её привозят из далёкого итальянского города. Тебе нравится? – глаза изографа потеплели, лицо будто помолодело, – я знал, что тебе понравится, мальчик мой. Хочешь попробовать? Спиши любую икону.

Георгий взял белую гладкую доску, уголёк, тряпицу и протянул Юрасю. Парнишка молча сел прямо на пол и начал рисовать, водя угольком по доске. Прошло сколько-то времени, в горнице стало темней. Георгий уходил и возвращался. Наконец Юрась встал, пошатываясь, и протянул изографу копию Богородицы... 

- Взгляни-ка, батюшка-князь! Тут на стене – братья!!! – звонкий голос Рогнеды был так же красив, как и лицо.

Князь Рогволод оторвался от объяснений Георгия и подошёл к притвору, туда, куда указала дочь. Юрась увидел как заходили желваки на обтянутых кожей скулах властителя. «Всё. Не глянулось. Выгонит». Князь прищурился на фреску:

- Оставь. Чудится тебе, дочка.

- Нет, не чудится – от волнения княжна даже притопнула ножкой в расшитом сапожке, – Вот Мирослав, златокудрый и с ножом греческим. А вот Изяслав пропавший.

Княгиня подошла ближе, вгляделась и вдруг, коротко ахнув, упала в судорогах. Двое дюжих гридней осторожно подхватили бьющуюся женщину, подняли на руки – похоже дело это было для них привычным:

- Носилки! В палаты и лекаря к ней, – рявкнул Рогволод и обернулся к недоумевающему Георгию, – кто тебя надоумил издеваться над матерью, потерявшей дитя?! Кто тебе заплатил?!

- Ты, князь, – Георгий никак не мог понять, в чём его вина.

Испуганному Юрасю почудилось, что Рогволод сейчас ударит учителя.

- Это я рисовал! – выкрикнул молодой изограф и рванулся вперёд, – Меня казни!

- Кто тебя подучил, смерд, – было видно, что князь еле сдерживает себя, – сотворить эту лжу, эту мерзость?!

- Штукатурка с росписью позавчера осыпалась, пришлось снимать и переписывать заново. Учитель не виноват: он Авраама хотел изобразить, а я своеволие учинил.

- И пропавшего княжича Авелем кротким изобразил, а наследника моего – Каином-братоубийцей?! Змей подколодный, в самое сердце укусил, -–князь Рогволод, приблизил к Юрасю бешеное лицо, – объясни, зачем ты это сделал, кто тебя подослал и я, может быть, оставлю тебе жизнь.

- Я не знал, – отозвался Юрась.

- Что не знал?!!!

- Что рисую княжича Мирослава. Если б княжна не углядела – сам бы и не признал. А про второго брата я ничего не знаю.

Взгляд Рогволода неожиданно прояснился, из свирепого стал внимательным, давящим, цепким:

- Ты не знал, что три года назад у меня пропал старший сын, Изяслав? После Купальской ночи поутру не нашли ни его, ни коня его, ни меча на княжьем дворе. Выехал прочь из города – и не вернулся… Ты таишь обиду на княжий род?

- Да, – твёрдо ответил Юрась, – княжич Мирослав взял жизнь моего дружка Олелько за жизнь сокола, птахи бессмысленной. И невесту мою покалечил: силой её хотел взять, а она в окно выскочила. Но я не хотел мести и не стал бы творить месть в божьем храме.

- Почему ты изобразил то, что изобразил? Кто придумал эту фреску?

- Ракитовый куст.


Лера Сом, «Пленники костра» Грань 4 (цитаты)

…Давуни стоял посреди улицы, кони неслись прямо на него, и были эти вороные такими огромными, что за ними никак не удавалось разглядеть возницу. Ноги Давуни, кажется, вросли в асфальт… Но в последний момент кони повернули в сторону, совсем рядом кто-то натянул поводья и колесница встала как раз рядом с ним. Давуни поднял глаза.

Да, поводья держала Она, Панна. Длинные русые волосы, чёрный плащ, застёгнутый под горлом, грустный пронзительный взгляд глубоких, кажущихся сейчас совсем чёрными, глаз.

– Ты… – выдохнул Давуни мгновенно пересохшими губами.

– Я. Садись.

Давуни поспешно вскочил в колесницу, стал рядом с Панной, и они понеслись, всё быстрее и быстрее, так быстро, что он просто не успел испугаться. Какая-то часть его всё ещё была уверена в том, что всё происходящее – только сон, а во сне, что бы ни случилось…

А между тем, они уже давно выехали из города и мчали уже не по дороге – просто летели куда-то в непроглядном мраке, ветер свистел, а рядом молчала Она, Единственная, Панна, и выражение лица её было такое, что Давуни не решился задавать вопросы.

Внезапно он почувствовал, что колесница опускается, снижает скорость – и вот уже под колёсами какая-то дорога, а вокруг – лес. Дремучий и, кажется, хвойный… На небе возникли звёзды, волшебная ночь становилась обычной. Колесница выехала на прогалину. Лес слегка расступился, образовав небольшую полянку. На самом её краю горел яркий костёр, возле которого было заметно какое-то шевеление. Давуни сразу почувствовал, что замёрз. Кони остановились…

 

– Ну, во-первых. Догадываюсь, что сейчас это не совсем то, что тебя больше всего интересует, но без этих сведений тяжелее понять остальное. Это, так сказать, основа. Докладываю сперва только точные, проверенные факты. Для гипотез ещё будет время. Все мы тут в каком-то смысле братья. Каждый из нас (кроме Тимки, но с Тимкой история отдельная) в своё время был возлюбленным Мадам… Королевы… Владычицы… понимаешь, о ком я. Вот поэтому мы сюда и попали.

– И дёрнул же меня чёрт с ней связаться! Будто мало мне без неё девок было!

– Брось свою песенку, Бутрим. Обрыдло уже слушать, – бросил Тимка. – Сам же знаешь, меня моя выдержка от Костра всё равно не спасла.

– Господа, спорить будем потом, – перебил их Штирлиц. – На чём я остановился? Итак, здесь присутствующим весьма повезло или совсем не повезло – имеются две противоположные точки зрения… Но однажды на своём жизненном пути мы встретили её. И мало того, что встретили – каждого из нас она любила… или считала, что любит… А мы… А нам, если говорить проще, вся эта любовь оказалась ни к чему.

Ты, Юрась, ещё узнаешь историю каждого из нас. Они разные, эти истории, да и сами мы мало похожи. Правда, есть и какие-то общие черты… кое-что дополнит и твой рассказ. Ну, об этом после.

Короче, мы все от неё в своё время отказались. А Она – Истинная Ведьмарка. Их теперь во всём мире считанные единицы, да и никогда много не было.

– А что значит – Истинная?

– Точно мы мало чего знаем. Например, её нельзя обидеть безнаказанно. Проще говоря, человеку, причинившему ей зло, в жизни счастья не будет. И не потому, что она какие-то чары наведёт, нет. Она обычно про это и не знает. Она вообще может забыть о существовании такого человека, ему будет мстить сама судьба… Не знаю, успел ли ты ощутить это на себе, связал ли внезапное ухудшение своих дел с тем, что как-то навредил ей… потому, что иначе тебя бы здесь не было.

Давуни стёр со лба внезапно выступившую испарину. «Навредил». В его случае история вышла такая, что верней было бы говорить об оскорблении, оскорблении из числа тех, которые помнятся женщинами всю жизнь и не прощаются до смерти… Истинная Ведьмарка…